Долгая дорога домой [1983, худож. Э. П. Соловьева] - Анна Сергеевна Аксёнова

заработки большие, детишек уже двое. Один — Колька-пузанок — скоро в школу пойдет. Все сплетни-разговоры давно забыты, и отец с матерью только радуются на счастье дочкино да с внуками нянчатся.

Бывало, Филипп Трофимович не очень уважительно на Иринкиного отца поглядывал, теперь же сам старается с ним не встречаться, сочувствия его, в котором чудится насмешка, не слышать. Может, зря он так на соседа, может, тот от чистого сердца жалеет Наташу, только все одно приятного нет, что дочь твоя жалость у людей вызывает.

Конечно, по прежним меркам Наташу можно считать перестарком. Да и теперь тоже, глядишь, сопливые девчонки, только нос подолом перестали вытирать, а уже замужем, с детьми нянчатся.

Наташа в кино или на артистов в клуб сходит, а так все дома да дома. Много ли дома высидишь? Только куда и пойти? На танцы в ее возрасте не ходят. Хоть и красивая, хоть и молодая с виду, а все-таки с пацанами не будешь отплясывать. К тому же — учительница.

Эх, дураки мужичье: такую невесту проглядели. И ласковая, и послушная. А уж опрятная — поискать. Другая на ее месте давно бы либо ведьмой, либо гуленой какой стала. С двумя-то стариками молодой девушке шутка ли жить…

Филипп Трофимович никому не говорил, даже жене, но как-то будто по делу — помочь сарай перестроить — позвал своего помощника. Знал, что он парень неженатый и хоть ростом не вышел, в остальном ничего: скромный, работящий, жену не обидит — не тот характер. Пройдет время, притрутся — и пара с Натальей не хуже других получится.

Филипп Трофимович работал на заводе в поселке за рекой. Работа кузнецкая нелегкая, но зато были у него и почет и уважение от начальства и от своего брата рабочего. Мечталось ему подготовить добрую замену на свое место, такого, чтоб люди потом его хорошим словом вспомнили, что позаботился о заводе, не просто так — взял да ушел.

Помощник — Геннадием его звали — толковый парень, выйдет из него замена. Серьезный, зря языком не болтает, к работе охоту имеет. Так что и породниться с ним не стыдно.

…Сарай закончили к обеду, и по этому случаю Филипп Трофимович достал поллитровку. И работника отблагодарить надо, а заодно и посмотреть, как он насчет выпивки крепок. Хоть и не замечал Филипп Трофимович за ним ничего такого, но все-таки проверить лишний раз не мешает.

Наташа и жена ни о чем не догадывались, вели себя по-домашнему. Ну жена еще туда-сюда, а уж Наталья могла бы — чужой мужчина в дому — хоть чуть приодеться. Как нарочно сегодня — в мятых брюках, кофтенка линялая.

Щупловат, конечно, парнишка против Натальи, и руки у него уж больно не по телу велики — кузнецовские. Такого не сразу женихом представишь. А коли нет ничего лучше? Сами бы и искали, небось и такого не могут найти. Филипп Трофимович распалился на их недогадливость, а показать нельзя. Пришлось вроде бы шутя прикрикнуть, чтоб садились за стол. А то покидали им что было, а сами своими делами занимаются.

После того как за стол позвал, жена, видимо, что-то скумекала: притихла и на гостя пристально смотреть стала. А Наташа все в окно поглядывала, подругу ждала в клуб идти на лекцию о международном положении. На кой ляд оно ей сдалось, младшеклассникам ее, что ли, международное положение нужно? О своем бы безмужьем положении лучше подумала.

— Ну, Гена, с окончанием работы.

Стесняясь, парень выпил. Через некоторое время еще. И, разговорившись, довольный угощением и вниманием, к тому же искусно подталкиваемый Филиппом Трофимовичем, стал рассказывать о себе.

Оказалось, что он не дальний, как почему-то думал Филипп Трофимович, а всего-навсего из деревни по ту сторону поселка. Мать у него там и трое братишек. Всех надо еще в люди выводить. Забота Наташе будет, с досадой подумал Филипп Трофимович. А жена поджала губы и с упреком взглянула на него: где ж ты был, старый, не вызнал ничего.

Филипп Трофимович сделал вид, что ему это ни к чему и никакой досады не вызывает, потому что никаких таких видов на парня у него нет.

Но когда узнали, что старший братишка в ПТУ, а средний восьмой кончает, а там, глядишь, тоже в ПТУ на все готовое, Филипп Трофимович скользнул безразличным взглядом по жене и увидал, что интерес к парню у нее возобновился.

У парня белые прямые волосы, глаза серые, с голубизной, а лицо широкое. У Натальи глаза вовсе голубые и лицо круглое. Что-то схожее в них есть. В таких случаях говорят — судьба.

Филипп Трофимович почувствовал вроде как родственную тягу к своему помощнику. А что? Станет отцом его внука — роднее родного будет.

Представился мальчонка, такой же белобрысый. Ткнется в колени как кутенок… Коленям стало жарко.

Но тут Наташка, безголовая дубина, вскочила, потому что увидела в окно свою ненаглядную подруженьку, как будто подруженька ей жениха на новый год в подарок принесет, встряхнула волосами перед зеркалом и помчалась как девочка, только каблуками защелкала.

— Учительница, ничего не поделаешь, — извиняясь за ее неуважительность к гостю, развел руками Филипп Трофимович. — Приходится лекции колхозникам читать, надо знать, где что в мире делается.

— Да, — подтвердил парень, — им достается. Моя Ольга немецкий преподает, а приходится еще и хоровой кружок вести, и за библиотекаря работать.

Мальчонка вроде как отодвинулся, коленям стало пусто и неуютно. Филипп Трофимович взялся за бутылку, налил гостю, себе, жене не стал наливать — все равно не в коня корм.

— Это кто же Ольга — знакомая? Или родня?

— Да соседка моя, с детства. Мы заявление подали, через месяц думаем расписаться.

Мальчонка исчез.

Филипп Трофимович, забыв чокнуться, выпил. Тут же спохватился:

— Давай-давай, не отставай, — веселым голосом сказал он. — На свадьбу пригласишь?

— А как же, вас да не пригласить, кого же мне тогда и приглашать?

Жена шумно отодвинула стул, начала прибирать со стола.

После его ухода никакого разговора с женой у Филиппа Трофимовича не было. Только так, между прочим, чтоб не думала, что он молчит от расстройства, сказал:

— Золотые руки у парня. Что на работе, что здесь помогал.

— А выпить любит, — недовольно сказала жена.

— Разве это пьет? — ради справедливости возразил Филипп Трофимович.

Больше в этом деле он никакой инициативы не проявлял.

Сейчас, лежа на кровати, он поглядывал, как Наташа снует по избе — то к матери что-то помочь, то своими делами занимается, смотрел на ее золотистые волосы, тяжелыми волнами спадающие